Смотрю на полочку: зубная щетка, две щетки, значит, Володя живет не один. Крем для рук, гель для душа и шампунь, явно женские, новые.

— Агата, ты можешь принять душ, там полотенце для тебя и шампунь.

Вова стоит за дверью, не нарушая моего пространства, даже не заглядывает. А я понимаю, что это все для меня, все новое, неиспользованное, розовое полотенце, розовая зубная щетка. Вот же, тварь какая. Мысли скачут, как блохи, надо что-то делать, надо выбираться из приготовленного мне уютного гнездышка.

— Да, да, конечно, спасибо.

Включаю душ, вода льется, сама осматриваю все вокруг, шарю по шкафчикам. Ничего, чем можно себя защитить, ну если только эту розовую зубную щетку воткнуть ему в глаз. Справлюсь ли? Где-то под ванной нахожу бритву, старая такая, с опасным лезвием, трогаю, но она почти тупая. Все лучше, чем ничего.

Голова почти прошла, наверное, от шока. Хотя, что он может мне сделать? Да что угодно: опоит, обколет, поимеет в таком состоянии. Испуганно трогаю себя между ног, задираю футболку, осматриваю в зеркале. А вдруг все уже было? А я ничего и не чувствовала, но не нахожу никаких следов спермы или влаги, облегченно вздыхаю, но ведь это еще не доказывает. Вот это был бы реальный пиздец, которого у меня еще не было.

Тихо открываю дверь, выглядываю, никого нет, прижимаю лезвие бритвы вдоль руки, пряча его. Иду по коридору, ища входную дверь, со стороны доносится щелчок закипевшего чайника, вздрагиваю. Парень стоит спиной на кухне, смотрит в окно, а за ним не то вечер, не то раннее утро. Совсем не понимаю, сколько сейчас времени.

Тихо крадусь обратно в комнату, может, стоит запереться там и поискать хоть какой-то телефон или через ноут выйти на Стаську или Свята. Останавливаюсь у завешенной стены, рука сама тянется сорвать эту тряпку. Делаю это, она падает к моим ногам, а я открываю рот от удивления. Вдоль позвоночника пробирает холод, стало сразу как-то не хорошо.

Вся та часть, что была завешена, заклеена моими фотографиями. Везде я. Совершенно разная, но все же я. Клетка в клубе, где я танцую, гримерка, вот я сижу на ступеньках сцены или просто иду по улице, опустив голову и надвинув капюшон. Это что, мать вашу, такое?

Подхожу ближе, разглядывая лишь одно фото, оно совсем недавнее, я это точно знаю. Кабинка привата, я на коленях Глеба, откровенная поза, но я еще одета. Ищу среди почти сотни снимков продолжение, где Глеб на мне, фото нашего с ним секса, не нахожу. Но как? Как такое может быть? Откуда все эти фото?

— Я не стал его распечатывать. Мне больно было на него смотреть. Мне было неприятно смотреть на вас.

Глава 24 Агата

Агата

Я пыталась понять и сложить у себя в голове все увиденное и услышанное, но это было нелегко. Словно какой-то триллер, я попала в логово маньяка, у которого вся стена обклеена моими фотографиями. Такое только читаешь в книжках и смотришь в кино, но никак не ожидаешь увидеть это в реальности. И что вся это долбанная реальность происходит именно с тобой.

— Я не совсем тебя понимаю, Володя. Ты что, постоянно следил за мной?

Прижимаю еще крепче к руке открытое лезвие бритвы, чуть отхожу в сторону, не сводя глаз с парня. С виду он такой нормальный, обыкновенный, каких стони, он пройдет, а ты его даже не заметишь. Вот я ничего и не заметила, а он, оказывается, за мной следил и делал снимки на память.

— Нет, я наблюдал. Но не переживай, я помогу тебя.

— Ты отпустишь меня?

— Там слишком опасно, я не могу подвергать тебя опасности.

— Так чем ты мне поможешь?

Спрашиваю тихо, хотя у самой нарастает протест, хочется кричать и топать ногами, хочется, чтоб он так не смотрел на меня, как на беспомощного пятилетнего ребенка, который заблудился в торговом центре. Вот сейчас я заметила что у него точно вид маньяка, которого трудно вычислить в толпе.

— Мы будем вместе, всегда вместе, тебя никто больше не обидит и не воспользуется. Только ты и я.

— Вова, ты болен?

— Нет! Не называй меня больным!

Его настроение резко меняется, смотрю, как сжимает челюсть так, что белеют скулы, как тут же к лицу приливает краска. Он опускает голову, глубоко дышит, а я понимаю, что это ебаный пиздец, который накрыл меня снова, будто в моей жизни и так мало дерьма. Так вот, на, Агатка, получи еще лопату говна, тебе ведь этого мало.

– Я не болен! Я хочу помочь, ты сама еще не понимаешь, но ты все поймешь со временем. Тебе там плохо, в клубе с Шакалом, я видел, какой он. Я видел все, и все замечал, я знаю, какие там происходят дела, как торгуют наркотиками, как Шакал проебал свои алмазы. Я даже знаю, кто их помог украсть. Но это будет нашей маленькой тайной.

В конце его голос становится тише, каким-то загадочным, а по моей спине бежит холодок. Догадки мелькают одна за другой, мысли мечутся.

Алмазы? Какие алмазы?

— Да, да, хорошо, ты хочешь помочь, — снова сдерживаю себя, чтоб не заорать и не обозвать этого извращенца последними словами. К черту алмазы, у него бред сумасшедшего, ведь видно, что он болен.

— С того самого дня, как ты пришла в клуб, я понял, что ты именно та девушка, которая нужна мне, и я нужен тебе. Но ты же у нас такая недосягаемая, словно на вышине своего пьедестала, не замечающая ничего и никого. А ты знала, что охрана спорила на тебя, кто же из них окажется проворней, сунет свой мерзкий член и поимеет тебя. Но Шакал, этот конченый наркоман, положил на тебя глаз, и ты, как покорная шлюха, раздвинула ноги. Мне было так больно, ты не представляешь.

Он смотрит на меня, совсем не моргая, цедит каждое слово, словно они на самом деле даются ему через боль. Я, медленно переступая ногами, пытаюсь отойти в сторону открытой двери в комнату, боясь сделать лишнее резкое движение. С такими, как Вова, нельзя дергаться, он, конечно, не особо здоровый парень физически, а у меня бритва, но вряд ли наши силы будут равны, когда он захочет закончить то, что начал Шакал. А Вова, я думаю парень то изобретательней, у него такие коктейли так, что вырубает на раз.

— Ты всегда вела себя, как сука! — Вова уже кричит. — Грязная шлюха, не понимая, что делаешь мне больно. А потом этот приват с тем мужичком, я чуть не сошел с ума от того, что видел.

— Так зачем тебе грязная шлюха, как ты говоришь? — сама повысила голос от того, что устала от этого бессмысленного разговора с больным придурком.

— Потому, что я люблю тебя.

Вова так быстро оказывается рядом, хватает меня за футболку, притягивая к себе, я дергаюсь назад, но он очень сильный, ткань начинает рваться. Тут же прижимает меня к своему телу, а его всего колотит, реально колотит. Хаотично гладит по моим волосам, целует.

— Люблю, с самого первого дня люблю, как только увидел тебя, а ты даже не замечала меня. Эти все фото только для тебя, ты не представляешь, сколько раз я молился, чтоб мы были вместе, именно здесь, перед твоими фотографиями. Ты мой ангел, у тебя же есть крылья. Мои молитвы были услышаны, хорошо, что я успел вовремя и вызвал полицию с ОМОНом.

Не говорю ни слова, только пытаюсь вырваться из его объятий, не могу слушать этот бред, внутри все разрывается от мерзости и дикости происходящего. Неизвестно еще, что хуже, Шакал, Коваль с обещанием охраны, которая, оказывается, давно хотела меня поиметь, пьяный отчим, насилующий меня, или вот этот больной придурок?

— Отпусти, отпусти меня, не надо меня трогать!

Кричу, вырываюсь, потому что не могу терпеть его прикосновения, пусть лучше ударит, оттолкнет, но только не трогает меня. Понимаю, что надо вести себя тише, успокоить его, отвлечь, но именно та поднимающаяся изнутри паническая атака не дает мне этого сделать. Ведь как-то же получилось не паниковать с Гебом, я ни на секунду не вспомнила с ним о прошлом.

— Люблю тебя, люблю, ангел мой.

— Не надо, отпусти, чертов больной ублюдок! Не трогай, тварь больная!

Вова резко меня отпускает, вышвыривая, снова больно падаю на то же бедро, перебирая ногами, отползаю к стене, увешанной моими фото.